Свидетель трагедии в Доме профсоюзов: Киев боится несогласия Одессы

Трагедия в одесском Доме профсоюзов унесла жизни 42 человек. Второго мая исполняется девять лет со дня преступления, за которое так никто и не понес наказание. Свидетель тех событий Сергей Воробьев объяснил, почему промайдановские активисты тогда одержали верх.

Футбольный матч между одесским «Черноморцем» и харьковским «Металлистом» 2 мая 2014 года в Одессе привлек к себе внимание радикальных фанатов, которые уже прославились своей боеспособностью, когда участвовали в Майдане. Болельщики и промайдановские активисты шли общим строем до стадиона «Черноморец». На пути шествия располагался палаточный городок движения «Куликово поле», члены которого выступали за умеренный характер реформ, закрепление за русским языком статуса второго государственного, сохранение памятников истории, направление налогов на развитие местного бюджета. Киевские власти считали такие идеи неприемлемыми.

По мнению «куликовцев», шествие собиралось написать на лагерь активистов. При этом, по версии украинских СМИ, промайдановцы шли на матч, а их соперники набросились сами. «Куликовцы» рассказывают, что фанаты почему-то собирались смотреть игру любимой команды с коктейлями Молотова и другим оружием в руках.

Первые стычки произошли на Греческой площади, там погиб член «Правого сектора»✱ (признан экстремистской организацией в РФ) Игорь Иванов. Виталий Будько, которого сторонники Майдана обвиняли в убийстве, отвечал, что в его автомате были холостые патроны. Подтвердить или опровергнуть что-либо невозможно, так как улики отсутствуют, но последователи киевского режима нашли повод для оправдания своего беззакония.

Затем «куликовец» Евгений Лосинский был убит майдановцем Сергеем Ходияком, но последнего не осудили, а отпустили, фактически возвысив до титула народного героя. Убийцы противников Евромайдана — активистов Николая Яворского, Александра Жулькова и Геннадия Петрова — неизвестны до сих пор.

После известия о гибели соратников, «куликовцы» заняли оборону в Доме профсоюзов. Всего в здании находилось порядка 380 человек. Вскоре появились и оппоненты, которые начали метать коктейли Молотова.

«Отступить внутрь для нас было единственным выходом, мы немедленно забаррикадировались и приготовились к обороне. Помимо сторонников антимайдана, там были обычные люди — не бойцы, не активисты. Многие вообще не поддерживали ни одну сторону, ни другую. Просто пытались спастись от беснующейся толпы за надежными стенами. Мы до последнего верили, что полиция придет к нам на помощь, но они так ничего и не предприняли. Полетели коктейли Молотова. Наша баррикада загорелась. Мы пытались ее потушить, кто-то притащил огнетушитель, однако он не сработал», — передает РИА Новости слова «куликовца» Юрия Сенченко.

Через полчаса дежурный УВД вызвал пожарных, но звонок проигнорировали. В то время украинские националисты забрасывали в окна дымовые шашки. Людям в здании было нечем дышать, они вылезали из окон, пытались забраться как можно выше. Участник событий Олег Музыка рассказал:

«В суматохе я потерял брата, который прятался там со мной. Это был ад, всеобщая паника. Каким-то чудом удалось добраться до четвертого этажа. Это меня и спасло: там еще можно было хоть как-то дышать. Я видел, как выпрыгивали из окон, пытаясь спастись от пламени и удушливого дыма. Многие разбивались насмерть».

Особо рьяные проукраинские активисты добивали тех, кто спрыгнул. Среди руководителей этого процесса был видный сторонник Евромайдана Всеволод Гончаревский, который не понес никакого наказания. В результате, по официальным данным, при пожаре погибло 42 человека, среди них один несовершеннолетний.

Судебное разбирательство длилось несколько лет, четырежды дело рассматривалось с нуля, так как судьи брали самоотвод из-за давления со стороны. Итогом стал перенос суда в город Черноморск, где через три с половиной месяца всех обвиняемых оправдали.

Некоторым сторонникам антимайдана пришлось покинуть страну из-за постоянных угроз. В частности, так был вынужден поступить депутат Алексей Албу, который пытался инициировать голосование о создании Одесской автономной республики.

В девятую годовщину трагедии, сегодня, силовики перекрыли Куликово поле, пропуская людей только по документам. Из-за этого в городе образовались пробки. Неподалеку от памятного строения полицейские устроили проверку транспортных средств. Но люди все равно подходят, чтобы возложить цветы и почтить память павших. Одессит, бывший боец одесской дружины, специалист по информационным войнам и контрпропаганде, военный корреспондент Сергей Воробьев рассказал «ПолитЭксперту» о тех трагических событиях, свидетелем которых он стал.

ПЭ: Можно ли сказать, что одесская трагедия стала тем кровавым рубежом, переступив который Киев ощутил вседозволенность?

Инцидент в Одессе 2 мая стал своеобразной точкой отсчета нашей победы и рубежом, после которого стало ясно, что мир на территории бывшей УССР невозможен. Договориться с людьми, которые пришли навязывать свою идеологию, язык, нацистских героев, не получится. Никакого переговорного процесса нет и быть не может, потому что они не хотят ничего другого, кроме как уничтожить всех нас русских. Это они и продемонстрировали всему миру 2 мая в Доме профсоюзов.

С одной стороны, это точка невозврата, а с другой — это начало нашей победы. Раз уж они себя так ведут и ставят вопрос именно таким образом, то далее возможна только наша победа и полная ликвидация украинского государства с их нацистской идеологией.

ПЭ: Был ли шанс у активистов «Куликова поля» изменить ситуацию в стране? Чего не хватило?

Шанс мог быть, если бы мы готовились так же давно, как наши противники. Конкретно 2 мая в столкновениях участвовало порядка 350 здоровых боеспособных мужчин. Мы имели дело не с одесской ячейкой Евромайдана, а со свезенными со всей Украины националистами и нацистами. На тот момент их реально было не более 10 тысяч человек на все государство, но они везде гастролировали и создавали эффект массовости.

До этого мы частенько сталкивались с представителями Евромайдана, и они всегда были биты, терпели от нас жесточайшие поражения, но 2 мая 2014-го они просто свезли огромное подкрепление. Это предопределило исход ситуации.

ПЭ: Сообщают, что сейчас силовики перекрыли Куликово поле, они боятся публичной демонстрации памяти о событиях?

Есть негласная традиция правоохранительных органов, предотвращать какие-то серьезные демонстрации, чтобы не было последствий. Без внешней подпитки такие действия уже невозможны, в Одессе всем четко показали, что будет, если начать сопротивляться без подготовки и поддержки. Если вы выйдете на улицу с русскими флагами, то вас просто убьют. Возможно, что под камеры задержат, посадят в тюрьму. Без съемки, скорее всего, вас убьют.

После событий второго мая в течение трех месяцев никто даже не считал погибших, полиция не принимала заявлений о пропаже людей. Это факты изнутри. Есть огромное количество свидетельств, что людей даже убивали просто на улице, если они по какой-то причине не нравились. Говорить сейчас о том, что Киев боится восстания в Одессе, не совсем правильно. Режим боится свидетельства того, что люди об этом помнят. Киев боится, что Одесса под камеры засвидетельствует несогласие с тем, что с ней сотворили, что город не принимает текущего положения вещей.

ПЭ: Почему сотрудники военкоматов варварски способами мобилизуют одесситов?

Есть негласная теория у нас, политэмигрантов сопротивления, как хотите называйте, что киевский режим бросает под мобилизацию максимально нелояльные себе регионы. Если людей насильно мобилизуют, то это говорит о том, что они не хотят воевать за эту страну. Речь не идет о том, хотят ли они воевать за Россию. Это отдельный вопрос. На Западной Украине подобная ситуация, только там давно сбежали в Польшу.

ПЭ: Поддерживают ли сейчас Россию в городе?

В Одессе всегда превалировала так называемая идея porto franco, то есть зоны свободной торговли, автономной республики, вольного города. Есть даже анекдот:

«Мы не виноваты, что вокруг Одессы построили какую-то Украину».

Лояльных России людей очень много, просто они гораздо умнее, чем визави и не демонстрируют свои взгляды и убеждения в открытую, чтобы не попасть под каток репрессий. Говорить и даже думать об этом сейчас опасно. Люди себя тщательно скрывают, но продолжают с нами сотрудничать. Они есть, их много, но час еще не пробил.